\Симпатичный мальчик с кольцом в носу смотрит сквозь толпу как я танцую. Я ловлю его взгляд, такой острый, но не подаю вида, потому что пол часа назад я напилась с другом коктейлей и пива, и пришла сюда, переждать долбаные мосты, на которые я, как всегда, опоздала.\
\Он сказал, что я хорошо двигаюсь, что он почти не пьет алкоголь и совсем не курит, про наркотики я даже не стала интересоваться- и так все, в общем, понятно. У него то же имя, что и у мальчика, с которым я провела несколько месяцев весны и лета и от которого мне стоит держаться подальше. Ну я и держусь, последние пару недель, и очень собой за это горжусь.\
\У него, в его квартире-студии на окраине города как-то тесно, он говорит мне что-то про фотографии и наливает мне чай, я залезла с ногами на барный стул, обхватив собственные коленки. Что я тут делаю? На моей шее красуется свежий красный засос, блестки размазаны всюду, волосы по поясницу спутались в один ком. Звонит будильник на 6 утра, доброе утро. Я смотрю на него устало и, кажется, немного разочаровано, но не в нем, а, скорее, в себе, и говорю вслух, что мне не нравится, что я сейчас здесь, а не дома. Он, подавая мне одну из своих футболок, с улыбкой, которую я до конца понять не смогла, говорит, что сейчас мы уже ляжем спать. И мы легли. Спать.\
_
В какой-то момент тогда я подумала, что свободна, что могу позволить себе все, что угодно, что смогу уехать с симпатичным мальчишкой и провести с ним славную ночь. Отнюдь.

Я ничего не смогла, потому что чертовски была влюблена в другого.

Все, на самом деле, предельно просто.
Есть обстоятельства, которые уже случились. Обстоятельства, которые подло ставили мне подножки, из-за которых я с размаха тысячу раз падала на коленки и спину, разбивая их в кровь, обстоятельства, которые имели тотальную власть надо мной, которые рыли глубокую яму где-то посреди сердца, которые, если честно, почти что меня сломили.
Но правда в том, что эти подножки я себе ставила сама, и сама эти ямы рыла.
Есть ты, есть обстоятельства и есть твое отношение к ним. И все. "Нужно выдохнуть, это пройдет, время лечит, займись чем-нибудь, чтобы отвлечься" Такая глупость! Сколько бы ты вид не делал, что тебе легче, сколько бы не забивал дырку в сердце делами, чтобы просто не думать, на самом деле, признай, где-то там, в твоем подсознании, тебе все же не становится лучше.Время лечит, потому что ты перестаешь относится к этому так серьезно, тебя перестает это трогать, ты забываешь плохое, а зачем ждать? Ведь можно уже сегодня.
Это работа, что называется, над собой, своим восприятием, работа, просто грандиозных масштабов, но она в твоих силах, потому что обстоятельства уже были, ничего не поделаешь, а ты, по правде, властен лишь над собой.

А если не властен, то зачем тебе быть?

В начале мая я увидела его сквозь десяток людей, он танцевал, такой высокий и темненький, как я люблю. В его чертах крылась мистика, которую почти никогда не встречаешь в других, такой магнетизм, знаете, чуждой силы. Тогда я подумала "вау, было бы интересно", но сразу знала, что у нас все равно ничего бы не вышло. Но он тогда подошел и принес мне в кармане лучшую ночь в моей жизни.
Мне снесло крышу. Я тонула, думая, что как минимум в море, но, по правде, просто в болоте, но об этом потом. Он другой, не такой, не понятный, его невозможно прочесть меж строк. Он был как-будто бы самый из всех, ну просто, мне казалось, во всем.
Вселенная громко кричала, разум говорил "осторожнее", но тогда он уже забрал мое сердце, вырвал его жестоко, прилюдно и сунул в задний карман штанов.
Слабее я еще не была никогда, и эта слабость меня пугала и злила, я так хотела вернуть себя, что только больше себя в нем топила.
На самом деле он человек плохой и ему чужды все эти людские чувства. Но он хороший актер и он неплохо играет роли. А я словно зритель на первом ряду, что глаз оторвать не в силах. И сижу я, похоже, до самых титров.

Да ладно, никакое это не прощай, оно и не могло им быть. Мое прощай волевое, но лживое, а твоё так и не прозвучало вслух, хотя я о нем тебя так просила. Думаю мы оба знали, что встретимся, но не думали, что так скоро.
Когда я тебя увидела, мое сердце почти не йокнуло, но паника обняла за плечи и потащила меня через спины людей в главный зал, чтобы я могла затеряться в толпе, надеясь, что ты меня не заметил и, желательно, не найдёшь. А ты шёл за мной стремительно, ускоряя свой шаг вслед моему. Интересно зачем? Ведь дома, в твоей квартире, в твоей постели, на которой я иногда танцевала раздетой, сейчас спала девушка, видела сны, ждала тебя дома к утру. Но этим утром ты снова ушёл со мной, держа за руку, обнимая, целуя в лоб, куда-то, в еще сонный город, в тихий гул улиц, за поворот. Ты сказал ей какую-то глупость, очередной раз соврал, сказал мне, что не хотел объяснений, а хотел выиграть время, чтобы провести этот день со мной.
Я не знаю никого хуже тебя, не знаю никого, кто делал меня слабее, мой разум кричит, что это все зря, что это пиздец, но сердце лишь затыкает мне уши.
Клеймо любовницы выжжено твоими губами на моей шее. Личные установки разрушились, как только ты коснулся моих ключиц. Мы оба плохие, видимо поэтому, мальчик мой, мы и сошлись.
Я все-таки думала, что буду жалеть, кого-то винить, но нет, даже когда она написала мне утром. Совесть где-то глубоко спит, урок не усвоен, и это все вы.
Я не собираюсь вести войну, воевать за тебя, я без боя легко уступила бы твое сердце, если бы оно у тебя, милый, было.

Но у тебя его нет

Увы

Все порываюсь написать о Питере и о детстве, о своих проблемах с наркотиками, о мотивации, о своей жизни, хоть о чем-нибудь, если честно. И я пишу, но стираю, слова звучат квадратными, не такими, я могла бы рассказать что-нибудь для себя, но не могу сформулировать.
Неужели я могу писать лишь о тебе? О твоем взгляде, который сейчас уже размылся в памяти, совсем не резкий, я уже не помню сколько нужно смотреть в глаза, тонуть, чтобы коснуться дна.
Ну вот опять.
Я хотела было сказать, что почти о тебе не думаю, но соврала бы. Думаю. Каждый день. Но это уже не те воспоминания, что душили меня вечерами, сейчас они мутные, они прошлое, мысли с запекшейся кровью теперь скорее о том, чего нет, о том, что ты где-то там, что-то делаешь, с ней. Боль отражается глухим далеким ударом в груди, но она уже не режет живьем, щадит. Наверное потому что я знаю, что тогда, в четверг вечером, ты снял с меня поводок, отпустил на волю, а я потащилась куда-то, теперь свободная. Я пошла, а не прибилась к ноге, к двери, в угол в твоей парадной. Открыла клапаны, заполнила полости чем-то другим. Так, оказывается, было можно.
Мне о тебе так легко пишется, но пора бы сказать "прощай"

Сейчас я знаю, что наркоманы бывают разные, и что попробовав наркотики однажды, ты не становишься наркоманом автоматически, и не все, кто курит траву, потом, через время, ширяют по вене. Более того, теперь я знаю, что если попробовать наркотики в нужное время и в нужном месте, и, что очень важно, с нужными людьми, это может пойти на пользу, изменить твою жизнь, тебя, твой внутренний мир в лучшую сторону, как знаю, что, в противном случае, наркотики могут сломать (или почти сломать) твою эту жизнь. Но, как и в детстве, сейчас я думаю, что этот опыт просто обязан был быть в моей жизни, и он, собственно, был. И, стоит признать, затянулся.
Я не считаю себя наркоманкой. Но, думаю, так вам скажет любой наркоман. А факты говорят за себя сами, увы.

Вдох. Девочка с приятной улыбкой на фотографии сейчас дрожащим голосом задает мне вопросы на которые мне совсем не хочется отвечать. Выдох. В моих глазах потемнело, это заставило присесть меня на бордюр возле курилки, к которой я не помню как сбежала два лестничных пролета 5 минут назад. Вдох. Сигарета почти выкурена за несколько серьезных затяжек. Но, как у Маяковского, сломанная дрожью рука, но не в рукав, а в карман за очередной никак не влезет. Выдох. Я думаю о ее голосе на том конце провода, такой приятный, женственный и мягкий, но в эту же секунду он переходит в плачь. Мне так жаль, милая. Я закуриваю еще одну, чтобы постараться сохранить хоть какое-нибудь самообладание. Вдох. Звучу как-то не убедительно, мы обе это слышим и понимаем, обе преисполнены сожалением и этой тупой болью где-то в области груди и солнечного сплетения, обе пытаемся перебрать числа календаря, стараясь не обращать внимания на флешбэки. Выдох. Меня немного тошнит, но это я еще не знаю, что в конечном итоге через пол часа я все таки приду в туалет, а пока психика решает, что смех побеждает боль и я смеюсь. Смеюсь ей в трубку, пока она там старается не быть такой тряпкой, ведь она по-любому не так представляла этот наш разговор. Вдох. Мне ее по-настоящему жаль, ведь она и вправду вроде бы ничего, как он и описывал, надеюсь она будет сильной, потому что как бы он не считал, но истинная сила все-таки не в прощении. Выдох. Тревожность внутри растет в геометрической прогрессии, шквал мыслей, злость, как лавина в 1951, сносит все на своем пути. Вдох. Она извиняется еще раз, но я уже не могу это слушать. Мы прощаемся. Я кладу трубку. Выдох. Вот бы никогда не вдыхать больше.

Я заперта изнутри в кабинке обосанного туалета. Внутри меня то же будоражащее чувство предвкушения, как неделю, две, пять назад. Руки немного трясутся, пульс выбивает сердце из моей грудной клетки.Рядом он. Весь в черном. По взгляду вижу, что он тоже все это чувствует. ( какой же красивый). С нами здесь еще две незнакомки. Ох, черт, точно, он же провел с ними весь этот вечер. (интересно, как теперь близко они знакомы?) Одна из них без умолку что-то несет и потирает ладони. ( пожалуйста, помолчи) Я не могу разобрать ни слова. Глаза бегают, живот сводит. (интересно, мы здесь не слишком долго?) "Давайте быстрее". Он поцелуем сбивает мое дыхание. Смотрю на этих двоих напротив. (ну, надеюсь, дамы, вы все правильно поняли).

Я пришла туда не одна. Его бывшая сидела в одном из кресел. Его друг нанюхивал девчонку, которая пришла сюда с парнем. А мой друг -уснул уже где-то в зале.

Весь этот сюр почти свел с ума, пока он держал меня на расстоянии выстрела, так уверенно долго, что можно сказать всю ночь, но в такси, по дороге домой, он сжимал мою руку, а я смотрела в окно и мне снова было почему -то смешно.
_

С тех пор я уже немного перегорела. Нет, у меня все еще сбивается пульс и дыхание, если он вдруг на связи, трясутся руки, когда я застегиваю пуговицы, собираясь с ним встретится, забочусь, как о самом важном во вселенной, когда ему снова плохо, обнимаю по-матерински и терплю все колкие разговоры. И скучаю. Все еще чертовски скучаю. Но с тех пор я больше не напрашиваюсь на встречу, не жду и не ищу его среди лиц, принимаю ситуацию без прикрас и, кажется, наконец понимаю, что он из себя представляет и зачем ему все-таки нужна я.

Собрать все клише о любви, о той, что с первого взгляда и в одну сторону, тонуть в человеке, пока в легких не останется воздуха или сигаретного дыма. Собрать все клише, о которых и подумать не мог, а если и мог, то только вскользь, в шутку и не всерьез. Искать изъяны, хотя бы один, искать, искать, искать и не смочь найти, дышать глубоко, чтобы наконец перестало темнеть в глазах. Быть пьяным, глушить эти импульсы во всем, что только попадается под руку, бежать от себя, ноги стирая в кровь. Обменять в пятницу вечером последние нервные клетки на порошок и, как бы сказать, совсем об этом не сожалеть. Искать ответ в чужих красивых чертах, руках, голосе, но так и не смочь понять. Из камня, что вместо сердца, все чувства постараться все разом выдолбить, но, очевидно, и с этим не справиться. Найти клин, но не найти сил, да и каким бы клин этот ни был, надо признать, того мальчика все равно им не вышибить.

"Этот мир на тебе не сошелся, этот город на тебе не сошелся, моя жизнь на тебе не сошлась тоже. "

В понедельник я целую его сонного и смешного, как в последний раз, обнимаю крепко, чтобы прочувствовать, говорю что-то неловкое про "держи в курсе" и ухожу.

Половину недели я укрываюсь страхами, окутываю себя неврозом, добавляю в свой чай тоску, вместо сахара. Мне хочется смыть с себя все два месяца, оттереть, вычистить из всех пор или, знаете, иногда даже снять вместе с кожей. Я злюсь на себя, на свою память, на свою слабость к нему и пятничной ночи. "Ты для меня журавль в небе, а я для тебя, ну, и так понятно, в принципе, кто". Захлебнуться в работе, как и в собственной рвоте выходит паршиво, а жаль. Собрать себя по кусочкам, по этим жалким частицам, которые почти в порошок, кажется невозможным, но я не сдаюсь и пытаюсь быть целостной. Я пытаюсь быть целостной. Как же смешно.

Где-то в четверг я чувствую как спадают оковы, как в мыслях нечаянно его становится меньше, как грудь начинает дышать без боли. Я с каждым вздохом возвращаю силы, веру в себя и надежду на будущее. Я внушаю как завороженная себе сама, что да похуй, да сколько еще таких. По правде- нисколько. Но главное объяснить, что мне на самом то деле неимоверно с ним повезло и за это стоит сказать спасибо.

Пятница щедро дарует мне лучи солнца и наполняет теплом. Я мысленно весь день перебираю свою телефонную книгу и гардероб, ну а вдруг. В груди что-то жжется, щемится и рвется наружу, сдерживать нету сил. Дома я принимаю душ, не ужинаю и окунаю себя с головой в пятничную летнюю ночь.
Земля уходит из под ног как только я вижу знакомый его силуэт. или профиль. или пальто. Я теряюсь, забываю дышать, мне хочется провалится. Кто бы мог подумать, что со мной такое может вообще случится? Странно спросить "ты как?", странно обнять, странно не придти сюда вместе, странно всю неделю внушать себе "не моё", но итог и так уже всем известен.

Всю субботу я пытаюсь изо всех сил надышаться, лежа в его в постели, отдать все, что осталось, выжать до капли, принести в жертву. Как же чертовски красив, нельзя насмотреться. Мне хорошо, я тону, оставьте меня в покое.

Воскресенье я выслушиваю все о тех, кого он когда-то раздел, о тех, которых любил, с кем хотел бы детей, о бывших, о будущих, обо всех. Я выслушиваю все о физике, нейробиологии, психологии, микологии и дизайне. Выслушиваю о жизни, о целях, о смелости и о себе. Зажмаю, затягиваю жгутом все, что кровоточит и не подаю ему вида.

В понедельник я целую его сонного и смешного, как в последний раз, обнимаю крепко, чтобы прочувствовать, говорю что-то неловкое про "держи в курсе" и ухожу.

Вчера я писала очередной текст с запинками. Очередной о тебе. Ты ни только льешься через край моих мыслей, ты теперь в каждой моей соц. сети. Я закрываю глаза и флешбэки хватают меня за горло, жадно душат, разливая тепло по телу. Хотелось бы мне сказать: "Не волнуйся, я ни посвящу тебе больше не строчки", но придется еще потерпеть. Прости.
Вчера я вновь писала текст о тебе, об одной ночи, о моем пульсе, смакуя воспоминания, все подробности, проживая момент в каждой строчке.
Так. Стоп. Достаточно.
Удалить.
Вчера я так и не написала текст о тебе, но зато я пишу сегодня.

На этом мальчике, с его этим взглядом, который и ни в глаза, и ни сквозь, и ни в глубь, вы бы поняли, но я не могу объяснить, на нем, на этом мудрейшем из всех, сошлись все мои звезды и десятки (надеюсь не сотни) дорог. Вселенная кричала о чем-то, срывая голос, но я делала вдох через нос и кроме него больше не существовало ни людей, ни мира, ни этой вселенной, ни, кажется, и меня.
Моногамии нет, но если бы и была, то выглядела бы не иначе как это.
Вселенная кричала так долго, но я смотрела на нее тем ребенком, моргала и улыбалась. Ну что ты кричишь, ты сама дала мне его прямо в руки.
Я до сих пор вынимаю осколки, которые втыкаются в меня каждые выходные, мальчиком, который заставляет меня смеяться.
Интересно, что вселенная пыталась тогда сказать, и очень жаль, что сейчас она замолчала.

Все злятся, скрепят зубами, изливают душу в форме, больше похожую на агрессию, все полны ненависти, какой-то жалкой обиды и гнева. Все так бессильны перед самими собой. Но считают себя особенными, сильными и всепонимающими, воображая из себя тех, кому предначертан особенный путь, они давятся песком и с пеной у рта кроют кого-то матом. Эти же люди раздают советы о том, как справляться, лепечат что-то про принятие, про смирение и любовь.
Несчастные ничего не могут сказать о счастье.
И я не могу. Тоже.

Кто ты, девочка в зеркале?
Я не знаю этого человека напротив. Что она делает? Кто она и что сейчас течет у нее вместо крови?
Она вроде бы никогда не хотела ничего усложнять, всегда легко отпускала, и особо не понимала ни этих мальчиков с щенячими глазами, ни кого-то из немалого круга своих знакомых, кто в омут с головой, ни трусливых, ни тех, кто вечно говорит, но бездействует.
Когда-то уверенная и смелая, сейчас пропускает все пять вспышек молнии, смотря, не моргая, в чужие глаза (богом ли созданы?). Опускается на самое дно, отталкивается кончиками пальцев, чтобы набрать воздуха, который условно пусть будет зваться"стабильность". Жизнь поделилась на работу и выходные, на какое-то мнимое "до" и не понятно из чего состоящее "после". Она привязала себя сотнями нитей к тому, кто уйдет может быть уже завтра. И что ты будешь делать, девчонка? Тонуть? Стремительно вниз, на дно? Куда уж тебе. Ты и так уже там.
Так ли ты все себе представляла? Нет? Но увы-увы.

"Пора признаться, что эта девочка в зеркале и есть ты."

Когда мои глаза с зрачками-блюдцами пытаются сфокусировать взгляд, а руки преисполнены нежности и путаются в твоих волосах, когда ты лежишь и дышишь мне в грудь, в бреду, в полусне, говоришь, что как рад, что я здесь, что скучал, что меня вроде как любишь, я улыбаюсь, или нет, вообще то смеюсь, от того, кстати, что знаю, да оба мы знаем, что это не так. Не скучал и не любишь, и даже не вспомнишь утром о том, что в момент этой слабости говорил, поднимешь брови, посмеешься и скажешь " оооой, похоже надо бросать". Похоже, милый, надо.

Надеюсь меня.